Есть картины, происхождение которых несёт за собой уникальную историю. Одной из них можно считать появление двух работ Мишеля де Буйона в Саратовским художественном музее имени А. Н. Радищева. Лидия Краснопёрова поделилась с Саратов Room интересными фактами о практически единственных в России работах художника, которые вот уже сто лет находятся в нашем городе.
Осень 1918 года была отмечена для Радищевского музея знаменательным событием. Коллекция западноевропейской живописи вдруг обогатилась двумя крупными полотнами старых европейских мастеров. Картины передали из Народного дворца (известного современным жителям Саратова как Дом офицеров). Ранее они находились в доме жительницы Саратова Софьи Александровны Беляевой. Кто она, бывшая владелица картин? В сведениях 1904 года о жителях улицы Большой Сергиевской мы находим: «№74 Беляевой Софьи Александровны, дворянки 50 лет, дочь Наталья Дмитриевна, 22 лет, дворянка». Не является ли хозяйка дома дочерью декабриста Александра Петровича Беляева, довольно длительное время проживавшего в Саратове? Его имя обозначено на мемориальной доске дома № 146 по улице Чернышевской, как раз неподалёку от бывшего Народного дворца. Однако бывшему декабристу картины принадлежать не могли: у него не было своего дома в Саратове, он постоянно переезжал, а в 1860-е годы переселился в Москву. Скорее всего, владелица картин, Софья Александровна, в замужестве Беляева, — однофамилица декабриста.
В № 14 журнала «Художественные известия» за 1918 год напечатано сообщение хранителя Радищевского музея о значительном пополнении коллекции. Картины сразу поместили в экспозицию, которую они украшают и поныне. Там их увидел краевед Александр Леонтьев. В шестнадцатом номере «Художественных известий» он поместил статью: «Перемены в Радищевском музее», где указал место в экспозиции, куда были помещены картины, подробно разобрал их достоинства. Леонтьев определил картину «Моисей, иссекающий воду из скалы», как подражание стилю знаменитого венецианского живописца XVI века Якопо Бассано. Он заметил, что верхняя часть картины, то есть пейзаж, написан более свободно, чем нижняя, где повторяются мотивы первоисточника. Эта точка зрения совпадает с мнением современного эксперта, проводившего углублённые физико-химические исследования картины. В результате их также выяснилось время создания полотна: не ранее XVIII века. Механистичность повторения прозорливо отметил и Александр Леонтьев: «Получилось перепроизводство, какое-то фабрично-трафаретное повторение одних и тех же мотивов и приёмов».
Восхищение вызвала другая картина. В инвентарную книгу она записана как «Овощная лавка» (холст, масло 183х249, инв. Ж-54) Это название и сегодня значится на бронзовой этикетке, хотя никакой лавки на картине нет. Есть «знаки иного», то есть аллегория, философское рассуждение о жизни и смерти, выраженное через предметный, видимый мир.
На каменных ступенях, как на пьедестале, символизируя «изобилие плодов земных», разложены капуста, яблоки, сливы, плоды южных стран: персики, грецкие орехи, различные сорта винограда. Тем не менее, это не натюрморт, а картина мира, какой представлял её художник. Видимо, он изобразил конец лета или начало осени. Небо затянуто тучами, в листве растения, обвивающего старое каменное здание, появились красные и желтые краски. Таким образом, подчёркивается преобладающий на картине холодный тон. Мы видим тёмные недра земли с вырастающими оттуда грибами, а над ними – высоко вознесшуюся золотую главу подсолнечника. В бесконечную даль уходит горный пейзаж. Рядом с потемневшими каменными ступенями какой ликующий каскад представляют спелые, сочные плоды! Помещая рядом с ними полуразрушенную каменную плиту, художник напоминает о том, как коротко время их свежести, если и камень не вечен.
Перед нами натюрморт типа Vanitas, по-латински – пустота, бренность, одна из постоянных тем эпохи барокко. Совершенный человек, господствующий над миром, каким представлялся его образ в эпоху Возрождения, для современников автора картины, людей XVII века – «квинтэссенция праха». Памятование о конечности жизни нужно, чтобы не разменивать время, отпущенное для жизни на пустяки.
Художник говорит нам не только о смерти, но о вечной жизни и воскресении. Эта тема выражена через символ Христа, цветок подсолнечника. Он привносит мысль о превосходстве духовного над телесным.
В правой нижней части картины хорошо читается подпись автора: М. Буйон и дата — 1648. Леонтьев верно определил принадлежность картины «к фламандской живописи или к той французской, у всех мастеров которой можно найти и почувствовать нидерландскую преемственность» Действительно, город Турне, где Мишель де Буйон был принят в гильдию художников, присоединялся то к Фландрии, то входил в состав Французского королевства. И далее Леонтьев справедливо замечает: «Nature morte сильно привлекает к себе внимание. К нему возвращаешься не один раз. Едва ли будет большой ошибкой сказать, что он войдёт в число самых интересных картин музея. Чувствуется значительность вещи».
Со временем краски картины потускнели. В реставрационном отчёте Николая Гущина, реставратора, работавшего с картиной в 1955 году, сказано о замене «64-х грубо наложенных старых заплат». С тех пор прошло 70 лет и картина, конечно, снова нуждается в очистке и укреплении. Каким же великолепным, вероятно, было это полотно, когда художник только что закончил его, 330 лет назад.
Нужно мысленно поблагодарить и того, неизвестного нам ценителя живописи, который привёз полотно в Россию. Нам известна только одна работа Мишеля де Буйона в музеях России: «Аллегория бренности» значительно меньших размеров в Омском областном музее изобразительных искусств.
Картина Мишеля де Буйона столь значительна, что мы должны отметить столетие со времени её появления в музее.
Автор – Лидия Краснопёрова.
