Совместно с издательским домом «Волга» мы публикуем фрагмент первого русскоязычного перевода трактата «О средствах против превратностей судьбы» итальянского поэта, стоявшего у истоков Возрождения, Франческо Петрарки. Перевод готовился более двадцати лет и его автор — Лариса Лукьянова мастерски передала легкость и изящество слога оригинала, содержащего не только философские размышления, но и множество исторических и бытовых анекдотов, а также вставных рассказов-новелл.
Книга поделена на краткие диалоги аллегорических персонажей, которые можно читать в любой последовательности.Презентация книги состоится 27 апреля в 16:00 в здании Областной научной библиотеки. Посетить событие, познакомиться с автором перевода и подержать в руках свежий том в классическом переплете, украшенном золотым тиснением, могут все желающие. Кстати, на презентации вы сможете приобрести книгу со скидкой.
Диалог 37
О драгоценных камнях
РАДОСТЬ. Меня восхищает сверкающая красота драгоценных камней.
РАЗУМ. Согласен, из земных, преходящих вещей это не последний пример тщеславия: в маленьком камешке заключено большое состояние. Но в то же время цена его непостоянна, неопределённа и может ежедневно меняться, так как зависит только от прихоти торговцев и от легковерия сумасбродных богачей. Поэтому бывает, что камни, долгое время не пользующиеся спросом, вдруг неожиданно поднимаются в цене. А самые знаменитые из камней так же внезапно и неизвестно по каким соображениям дешевеют, и не столько потому, что в них вскрылись какие-то изъяны, но по прихоти знатоков.
Нечего сказать, прекрасно знание, которое старается распознавать прожилки камней, пренебрегая почитанием Бога, не заботясь о душе и не стремясь познать то и другое!
Но таковы нравы. И теперь стоимость камня зависит прежде всего от тех, кто ловко назначает цены. Ибо истинная цена камня неизвестна – может, он и вообще ничего не стоит. Сколь опасно тщеславие, сколь неопределённа оценка камня и сколь колеблется его цена – с этим соглашаются и сами ювелиры. Вспомним недавний случай, когда некий муж, чья судьба более велика, чем ум, выбросил небольшой драгоценный камешек (это был карбункул) ценой в десять тысяч сестерций он хвалился, что долго медлил, так как блеск камня превышал обычный природный, и даже у очень опытного ювелира, чьим советом он пользовался, возникло подозрение, что это не настоящий камень, а какое-то стекло или что-то иное в этом роде, созданное не природой, а с помощью какого-то удивительного превосходящего природу искусства. Что же тут колебаться, если было очевидно, что такое стекло по виду красивее, чем драгоценный камень, хотя камень, может, более твёрдый? Но пусть об этом судят те, которые тратят свои деньги и время на приобретение камней, хотя могли бы потратить их более достойно в другом месте, а время использовать на ознакомление с лучшими вещами. И если считать такое колебание оправданным, то кто не увидит, что же из этого следует, и сколько тщеславия и слепоты у тех, кто за огромную цену стремится приобрести не красоту вещи и не её суть, но только её название?РАДОСТЬ. Для меня нет ничего дороже драгоценных камней.
РАЗУМ. Верю – клянусь! – что камень может стать для тебя дороже и добродетели, и доброй славы, и родины, и самой жизни; уж умолчу о первых двух (ясно, что для вас нет ничего дешевле их), а покажу, что две последние вещи и вместе с ними огромные богатства, и всё, что вы считаете самым ценным, уступают любви к одному драгоценному камню и его стоимости, так что его сохраняют и в изгнании, и в бедности, а бывает, и при смерти. Кому неизвестен поступок Нония? Он, римский сенатор, муж весьма состоятельный, владел драгоценным камнем, оцененным в двадцать тысяч золотых. Это был опал. Сверкающий всеми красками камень был привезён из Индии. Триумвир Антоний (233), человек самый надменный и самый алчный, для которого фортуна делала доступным всё что ему хотелось, из-за нечестивого желания получить камень жестоко возненавидел (как это случается) владельца камня. Поэтому при том народном бедствии, которое погубило столько светочей отечества, в проскрипционные списки (234) вместе с другими было внесено и имя Нония, хотя его преступление состояло лишь в том, что он был владельцем красивой вещи, понравившейся триумвиру.
И вот Ноний, у которого в качестве примера был, по крайней мере, понтийский бобр (235), вместо того чтобы ценой потери опасного свёрточка купить спасительную свободу, бежал, захватив с собой этот самый камешек, который (как я раньше сказал) оказался для него ценнее всего на свете. Не заботясь ни о родине, ни об имуществе, ни о своём благополучии, он готов был жить в изгнании, нищенствовать и в конце концов умереть. Кто же не станет ценить дорого то, к чему так вожделел даже муж из сенаторского сословия? Конечно, придётся согласиться с чем-то одним: или этот камень имел очень большую ценность, или его владелец имел ничтожную душу. Не жди, чтобы я определил, какое из этих мнений ближе к истине.
Приведённый пример и другие ему подобные, а также широко расползшееся влияние дурных умов и губят нравы народа. Однако великим умам не подобает наслаждаться деньгами или чем другим, а приличествует входить в соприкосновение только с красотой добродетели, разве только преходящая красота, дающая усладу глазам, поможет духу взалкать желанной любви к красоте вечной, а из этого источника проистекает всё прекрасное.
РАДОСТЬ. Меня привлекает исключительность драгоценных камней.
РАЗУМ. Эту исключительность создала не природа, а людское мнение; поэтому одни отдают пальму первенства карбункулу, другие – алмазу. В наше время больше всего ценится карбункул, а древние историки восхваляли алмаз; они считали его самым дорогим не только из драгоценных камней, но вообще из всего что есть на земле. Когда-то это был камень царей, да и то не всех, а только выдающихся. Ныне же, поскольку роскошь и тщеславие растут с неимоверной быстротой, он есть у многих правителей, и мало того, уже там и сям красуется на пальцах плебса. Ближайшим к нему помещают индийский и арабский жемчуг, а за ним идёт смарагд – неизвестно, по какой несправедливости учреждён этот порядок. Хотя красный цвет карбункула и бледность алмаза приятны, почему блеск жемчуга и игра смарагда не должны ласкать взор? Были бы справедливы и жалобы сапфира: ведь едва ли земля создала что-нибудь столь же похожее на ясное небо. Впрочем, как я сказал, их делают знаменитыми не природа, а человеческое безумие, тщеславные прихоти богачей и россказни бездельников. Если бы они когда-нибудь занялись более достойными делами мира и войны, то с лёгкостью отказались бы от камней.
РАДОСТЬ. Душу волнуют сверкающие драгоценные камни и блестящие жемчужины.
РАЗУМ. Говоришь, волнуют? А на самом деле губят, топчут, расслабляют и обессиливают. И если бы я стал припоминать примеры, касающиеся и мужчин, и женщин, то скорее надоел бы тебе, а не научил чему-либо. Приведу один, но очень показательный случай, чтобы ты понял, сколь опасно это безумие для душ слабых, если оно охватывало даже души выдающиеся и доблестные.
Великий Помпей (236) был самым воздержным из римских полководцев (я имею в виду тех мужей, которых я называю новыми: насколько они превосходят всех в военных подвигах, настолько же уступают своим предкам в скромности нравов и умеренности жизни). Усмирив запад, вернувшись победителем из Испании, обуздав разбойников и согнав их в одно место, которое из-за этого получило название «Пришельцы», там, в Пиренейских горах, он установил трофей, приличествующий мужчине, – простое и суровое изображение своего лица (237). Как раз тогда он стал великим и славным – юнец по возрасту, старец по зрелости души. Возможно, именно суровость мест удержала его от надменности в победе.
И он же впоследствии, взяв в плен пиратов и покорив Восток, как будто вместе с переменой места и времени, переменился и сам, вернувшись другим из другой части света и приобретя нрав, свойственный не воину, а женщине или, скорее, божеству. Теперь он нёс в триумфе изображения своего уже не юношеского лица, черты которого были представлены более мягкими, чем обычно. Его портрет был изготовлен не из меди или мрамора, а из необычных отборных жемчужин – немаловажный упрёк в восточном высокомерии, которое в глазах народа выглядело некой насмешкой победителя над всеми и послужило оправданием для последующих принцепсов.
Что же претерпел Рим, став уже рабом, от тиранов, если, будучи ещё свободным, он видел такую заносчивость любимейшего гражданина?
Остальное в этом триумфе также не свидетельствовало о скромности и умеренности: в его описании нет упоминаний об оружии, о конях покорённых племён (как это обычно было), о пленных, о колесницах и фалерах (238); мы читаем, что самое дешёвое, что несли в этом триумфе, было золото, всё остальное – драгоценные камни и жемчуг. Среди многих вещей там были огромная доска для игры в кости и некое двухцветное вместилище всяких сокровищ – то и другое сделано из отдельных драгоценных камней, – и золотые сосуды, и одежды, и статуи, и даже некая огромная луна безмерного веса, изготовленная из цельного золота, и золотые триклинии, (239) и множество венцов с вправленными в них огромными ослепительно-белыми жемчужинами.
Наконец, там была удивительная золотая гора в форме вытянутого четырёх-угольника с многочисленными изображениями оленей, львов и разных других животных, усеянная плодовыми деревьями всех видов с золотыми ветвями, покрытыми жемчужинами. На вершине горы вращались часы из золота и жемчуга, в которых искусство превосходило материал, – совершенно удивительное чудо для тех, кто привык дивиться всяким безделицам. РАДОСТЬ. А я больше всего восхищаюсь такими вещами.
РАЗУМ. Верю и думаю, что ты горячо желал бы посмотреть на этот триумф, ещё горячее желал бы быть среди его устроителей, а наипаче – быть его виновником. Именно к этому зовёт тебя твоя душа, склонная к страстям. Но поверь мне: то, что услаждает взор сверх меры, всегда приносит вред душе, а часто – и телу.
И, конечно, славе того триумфатора, о котором идёт речь, ничто не навредило больше – ни фессалийский день, ни египетское несчастье, – ведь там он уступил фортуне, а здесь пороку, там действовали чужая сила и чужое вероломство, а здесь – собственная слабость и собственное честолюбие (240). Там он умалил своё могущество и силу, а здесь навредил прозванию Великий, завоёванному великими подвигами, и народной любви к себе, рождённой исключительной умеренностью.
Удивительно сказать, несколько более победоносным он показал себя в борьбе против воинственных испанцев, чем против изнеженных и плохо вооружённых азиатов; это тем удивительнее, что и в самой Азии он довольно долго оставался безупречным и показал себя в богатейшем иерусалимском храме поистине благородным и самым воздержным победителем (241). Но в конце концов он уступил одолевавшему его пороку и стал уже не тем исключительным и единственным мужем, каким всегда был, но одним из многих, кого захватил и свалил порок. Вот таковы блеск драгоценных камней, сила жемчуга и тяжёлый вес золота!
Уже раньше он превзошёл Александра в равном сражении в Азии, но ведь мало победить того, кто сам побеждён своими пороками; а вот победить того, кто победил сам себя, – и есть большое дело.
После Помпея почти ни один из полководцев не смог устоять против азиатских наслаждений, а они, перенесённые в латинский круг земель, победили вас уже на вашей родине. И если вы хотите признать истину, то согласитесь с тем, что, победив многие племена, вы сами оказались побеждёнными азиатской роскошью.
Вот теперь и преклоняйся перед драгоценными камнями – победителям храбрых мужей; для глаз-то они друзья, да для души – враги.
РАДОСТЬ. Я наслаждаюсь сверкающими драгоценными камнями.
РАЗУМ. А Помпей наслаждался разнообразием их цветов, а Александр любил бледно-зелёные камни; пристрастия разные – тщеславие одно.
А слышал ли ты рассказ о Пирре (242), который вёл войну с римлянами? У него был агат – по общему мнению, некогда самый дорогой камень (правда, теперь, когда вещи стали ценить иначе, он считается чуть ли не самым дешёвым). Говорят, на этом камне глазам представлялись изображения разнообразных вещей – людей, животных, рек, рощ, птиц, диких зверей; и всё это сотворила природа, а не искусство человеческой руки. На царском кольце (воспользуюсь описанием Солина) (243) были фигуры девяти муз и во главе этого славного хоровода – Аполлон с кифарой; и все они были природными, а не вырезанными в камне. Они были распределены и соединены друг с другом в соответствии с характером камня, да так, что, несмотря на множество изображений на таком маленьком пространстве, можно было распознать каждого по его отличительным признакам. В самом деле, прекрасное кольцо! А царское имя придавало ему дополнительную прелесть: ведь для многих вещи знаменитостей становятся привлекательнее.
И что же, спрошу, помог Пирру его агат? Он что, сделал его непобедимым на войне, спас его, уж не скажу от вражеского меча, но хотя бы от камня, брошенного женской рукой, который и убил его? Какую, спрашивается, пользу принёс Пирру его драгоценный камень?
И разве то, что Фабриций и Курий (244) не имели такого камня, помешало этим полководцам победить Пирра и изгнать его из пределов Италии? Осмелюсь утверждать, что никогда ни у кого из них не было и мысли о том, чтобы сменять крепкий и наводящий ужас на врагов шлем на золото и драгоценные камни, а замечательный меч – на царское кольцо. Храбрые мужи пренебрегают всякой роскошью. Так неужели будут хлопотать о царском кольце те, кто, полагаясь только на доблесть, с презрением относятся и к самому царю, и к царским богатствам, и вообще ко всему царскому? А вы наоборот, восхищаетесь всем, что сомнительно для души, и страстно его желаете, как будто оно сделает вас счастливыми. И только к добродетели вы относитесь с пренебрежением.
Есть и более древний рассказ о камне, который принадлежал самосскому тирану Поликрату (245); говорят, это был сардоникс. Среди многих драгоценностей этого богатейшего человека камешек был самой дорогой вещью. Поликрат никогда не претерпевал никаких несчастий и, намереваясь умилостивить зависть фортуны, поскольку полагал, что она, открыто благоприятствуя ему, втайне готовит козни, он вышел на корабле в открытое море и собственными руками бросил в волны кольцо с этим самым камнем. Поликрат хотел хоть раз в жизни испытать страдания. Ему казалось, что он хитро обошёл фортуну, полагая, что одной-единственной потерей он сможет уравновесить свои многочисленные радости (246). Но судьбу нелегко обмануть или смягчить; пытаясь уравнять чаши с хорошим и плохим, он решил, что сможет уравновесить длительное благополучие мгновенной, хотя и тяжёлой для него потерей. И что же? Тот, кто всю жизнь представлялся самым счастливым и себе самому, и другим, в момент смерти превратился в самого несчастного, так как, с одной стороны, его удручали пороки, а с другой – всяческие муки.
И вот судьба, словно отвергая дар (о, игры Фортуны!), использовала в качестве своего орудия рыбу, которая проглотила кольцо, но была выловлена и тотчас приготовлена Поликрату на обед. Кольцо вернулось к хозяину, к величайшему изумлению присутствующих. Рассказывают, что много веков спустя Август Цезарь, пораженный ценностью этого камня и чудесным рассказом, посвятил его в храм Согласия, вправив в золотую корону.
Здесь я снова спрошу: что же, помог ли этот камень тирану, угнетающему родину, сохранить её? А помешало ли Пифагору (247) отсутствие такого камня обойтись без общей у них с Поликратом родины, когда он оставил и её, и свой дом, и друзей из-за ненависти к нраву тирана? Тиран был удушен шейной колодкой, и хотя претерпел ужаснейшую казнь, по общему мнению, был достоин ещё худшей. А философ, умерший в мире, почитался как бог, и дом его считали храмом. Такова разница между камнем тирана и плащом философа (248). Так что же, пригодился ли сардоникс Поликрату, когда птицы клевали его, распятого на кресте? А помог ли карбункул галльскому королю Иоанну не быть побеждённым в сражении и не попасть в руки врагов (249)? Этот карбункул, обнаруженный в тот день на его пальце, был сорван с него; спустя годы его купил на другом конце света кто-то из его друзей и вернул ему. На эту вещь беспредельно большой цены можно было смотреть и трогать её, но никакой помощи от камня, как и от иных, не было.
Я не отрицаю, а напротив, скажу, что блеск драгоценных камней приятен. Но не соглашусь с тем, что камень может принести пользу, не соглашусь с тем, что он имеет какую-то силу, разве только ту, что приписывает ему толпа. А впрочем, камни могут сокрушать запоры алчных богачей и истощать кошельки. РАДОСТЬ. Как бы то ни было, камни в большой цене и тем тешат душу.
РАЗУМ. Заботиться о тех вещах, которые только кажутся значительными, а на деле ничего собой не представляют, – признак величайшего безумия: ведь это значит наслаждаться заблуждением и обманом зрения. И что же тебе страдать по этому поводу? Есть ли у тебя драгоценные камни или нет – это не то чтобы не способствует счастью, но не избавляет от несчастья.
Здесь было приведено много удивительных рассказов разных писателей, пишущих не для того, чтобы открыть истину или принести пользу читающим, но для того, чтобы повергнуть их в изумление. Особенно поусердствовали в описании камней маги, которые смогли наполнить подобными пустяками целые книги, – так много было у них досуга. Я же совершенно согласен с Плинием Старшим и думаю, что он написал свои книги не без презрения и насмешки над человеческим родом, чтобы опутать глупое легковерие суетными мыслями и позабавить самих себя нелепыми глупостями.
РАДОСТЬ. Я наслаждаюсь драгоценными камнями, в которых есть, вероятно, какая-то сила.
РАЗУМ. Ну, что это за сила, ты уже слышал. А если какая сила и есть, то из выдумок купцов и писателей видно, сколь она ничтожна. Это выдумки, сочинённые греками и ещё больше преувеличенные и подкреплённые вашим одобрением. Гораздо благоразумнее было бы опровергать подобные россказни или просто презирать их; а ещё лучше – разбираться в добродетелях и пороках, чем знать толк в цене камней.
Вот тут у меня большое несогласие с Плинием, хотя многое у него мне нравится. Он даже предлагает способ по некоторым признакам распознавать фальшивые камни и говорит: «Следует, чтобы даже роскошь была защищена от ущерба» (250).
А по-моему, роскошь не нужно ни защищать, ни давать ей в руки оружие. Её, безоружную и без поддержки, нужно поставить посреди подготовленного отряда горлопанов, которые, окружив, подняли бы её на смех. Пусть она будет наказана – по крайней мере убытками и ущербом, если уж нельзя по-иному.
Примечания:
233 Антоний Марк (82–30 гг. до н. э) – римский политический деятель и полководец. В 43 г. до н. э. вместе с Октавианом и Лепидом заключил второй триумвират для борьбы с убийцами Цезаря и сенатской аристократией.
234 Проскрипции – списки, на основании которых попавшие в них лица объявлялись вне закона, а их имущество подлежало конфискации; убивший или выдавший их человек получал награду. В эти списки каждый из триумвиров внёс своих личных врагов.
235 Самец бобра имеет мускусную железу, выделяющую так называемую бобровую струю, которую он испускает, чтобы спастись от нападения на него.
236 Помпей Великий (82–30 гг. до н. э.) – римский полководец и политический деятель; в 72 г. до н. э. усмирил Испанию; в 67 г. до н. э. получил чрезвычайные полномочия по борьбе с пиратами; в 66 г. до н. э. принял командование в войне с понтийским царём Митридатом, совершил военные походы в Закавказье, Сирию; в этом же году взял Иерусалим; в 62 г. до н. э. отпраздновал триумф в Риме.
237 Трофей – памятник победы.
238 Фалеры – металлические бляхи на лбу и на груди боевых лошадей.
239 Триклиний – обеденное ложе для трёх лиц.
240 В Фессалии, около города Фарсала, 6 июня 48 г. до н. э. произошла битва между войсками Цезаря и Помпея; войско Помпея потерпело поражение, а сам он бежал с поля битвы. После поражения при Фарсале Помпей бежал на остров Лесбос, а оттуда – в Египет, где был предательски убит, когда сходил на берег.
241 После взятия Иерусалима Помпей, желая познакомиться с иудейскими религиозными обрядами, к ужасу священников приказал ввести себя в храм; однако Помпей не тронул богатых сокровищ храма.
242 Пирр (319–272 гг. до н. э.) – царь Эпира, один из самых могущественных эллинистических монархов; погиб в уличных боях в Аргосе от удара черепицей.
243 Солин Гай Юлий (III в. до н. э.) – римский писатель, автор книги «Собрание вещей достопамятных», содержащей заметки и описание географических, исторических и природных достопримечательностей.
244 Фабриций и Курий были образцами неподкупной честности и отвращения к богатству.
245 Поликрат (? –522 г. до н. э.) – тиран острова Самос; персидский сатрап Оройт заманил его к себе, где Поликрат был убит, а тело его распято (Геродот. История, III, 122–125).
246 У древних существовало представление, что человек не может быть постоянно счастливым, так как боги завистливы к счастью людей и могут разрушить его.
247 Пифагор (ок. 540–500 гг. до н. э.) – греческий философ, родившийся на острове Самос и покинувший его, поскольку осуждал правление Поликрата.
248 Просторный плащ был одним из внешних признаков древних философов.
249 Иоанн Благочестивый (1309–1364 гг.) – французский (галльский) король; во время Столетней войны в битве при Пуатье (1356 г.) был взят англичанами в плен и пробыл там более четырёх лет, поскольку за него потребовали баснословный выкуп. В 1361 г. Петрарка в составе почётной делегации приветствовал короля и поздравлял его с избавлением от плена.
250 Плиний Старший. Естествознание, XXXVII, 76, 198.
